Есть в церковном предании темы, которые очень болезненно воспринимаются человеческим сердцем. Одна из них — Страшный Суд. Зачастую он понимается так, будто в конце времен придет к нам не любящий Христос, а безжалостный Судья. И все на этом Суде будет происходить уже никак не по любви, а исключительно по справедливости — механичной, холодной и беспощадной. Дела будут рассмотрены, мысли, слова и поступки — взвешены, приговор — вынесен и обжалованию. Праведники пойдут в жизнь вечную, грешники — на вечное мучение. И, конечно же, по результатам Суда все окажется именно так, об этом прямо говорит Церковь. Но все же подобный взгляд на Бога, как на безжалостную машину правосудия, представляется мне в корне неверным. Дело в том, что Бог не может перестать быть Тем, Кто Он есть. То есть — любовью. И до суда, и во время Суда, и после него Он все равно остается любовью, которой не будет конца. Однако грешники все же будут осуждены, согласно слову Писания. Как же Бог может осудить на вечные мучения того, кого любит?
Мне представляется это следующим образом. Сам человек перед лицом Бога Любви на основании опыта своей земной жизни и посмертного существования, определяет в этот момент свою судьбу. Такое мнение может показаться дерзким, и я бы не осмелился его высказывать вслух, если бы не читал нечто подобное у любимого мною святителя Феофана Затворника. Правда, он рассуждает подобным образом о мытарствах, а не о Суде Божьем. Но мысль о самоопределении человека в отношении его посмертной участи выражена у святителя предельно ясно:
«…мытарства представляются чем-то страшным; а ведь очень возможно, что бесы, вместо страшного, представляют нечто прелестное. Обольстительно-прелестное, по всем видам страстей, представляют они проходящей душе одно за другим. Когда из сердца, в продолжении земной жизни, изгнаны страсти и насаждены противоположные им добродетели, тогда что ни представляй прелестного, душа, не имеющая никакого сочувствия к тому, минует то, отвращаясь от того с омерзением. А когда сердце не очищено, тогда к какой страсти наиболее питает оно сочувствие, на то душа и бросается там. Бесы и берут ее будто друзья, а потом уж знают, куда ее девать. Значит, очень сомнительно, чтобы душа, пока в ней остаются еще сочувствия к предметам каких либо страстей, не постыдилась на мытарствах. Постыждение здесь в том, что душа сама бросается в ад».
На основании этих слов святителя, и я считаю, что Бог не производит ни малейшего насилия над человеком.
И что страшным этот Суд назван совсем по иной причине: такое определение носит уже не какой-то случайный и временный характер. Оно — окончательное, потому что это будет предельно-объективный результат всего опыта жизни человека, выявление самых дорогих для него ценностей и привязанностей.
И вовсе не подобием бесстрастной языческой Фемиды, с завязанными глазами взвешивающей человеческие дела, будет наш Бог на этом Суде. Любовь Его по-прежнему будет изливаться на всех людей, независимо от их нравственного и духовного состояния. Но лишь праведники смогут ее воспринять как благо. Для нераскаянных же грешников она станет последним и главным обличением их греха, с которым они не захотят расстаться даже перед лицом вечности. Преподобный Иустин (Попович) писал об этом так: «Влюбленные в зло, они, согласно всеправедному суду Божиему, таковыми и войдут в вечность, как добровольно ею жили на земле. Ибо Бог перестал бы быть Богом, если бы насильно отторгнул их от зла греха».
Источник: foma.ru